Я есть начало и конец, Я жизни свет и я - мертвец, Я свет от дня, я сумрак ночи, Невинен я и я порчен.
Однажды мне взгляни в глаза, Я заберу с собой тебя. Всего на миг остановись И я уж близко. Берегись! Тебе не скрыться, не сбежать, Я вечный стражник, я - палач.
Мой путь лежит сквозь ткань времен, Сквозь звон мечей, балы, неон, Сквозь судьбы взрослых и детей, Сквозь судьбы смертных королей.
Тусклым светом на сером небе нарисую свои мечты... Снова мне выпадает жребий за собою сжигать мосты. Первый шаг по дороге к счастью разорвёт роковую сеть. Завтра мне надоест молчать, а послезавтра я буду петь – Петь о том, что так долго рвётся из подвалов души на свет. Шаг – и трепетных радуг кольца обозначат мой тайный след. Тихо, медленно, чуть заметно растворяясь – за слоем слой – Завтра я буду просто кем-то, послезавтра – совсем чужой. Да, чужой – я всегда чужая, так написано на роду. Шаг – и я отхожу от края, и теперь я не упаду. Дождь ноябрьский – мой хранитель – будет раны мои лечить. Завтра я оборву все нити, послезавтра смогу забыть Всё, что сделала и сказала, безысходность, тоску и страх, Всё, что душу давно терзало, изливаясь в случайных снах. Только шаг через мглу и ветер, и опять небеса – мой дом. Завтра я перестану греть, а послезавтра я стану льдом, Стану мелким колючим снегом, обжигающим пальцы рук... Ночь часов торопливым бегом размыкает извечный круг. Шаг – навстречу той странной силе, что в воскресла в душе опять. Завтра я залатаю крылья, послезавтра решусь летать.
Когда, наконец, иссякнут твои вопросы, Когда не останется слез, (и котлет на ужин), Отточенный скальпель возьму, Перережу веревки, тросы, Державшие вместе мятежные наши души. Летите, летите, свободные, будто птицы, Отныне свобода не будет казаться спорной. Прощайте, Теперь мне с земли вас не слышно, не видно… И пусть назовут меня глупой, жестокой, вздорной, Возможно, однажды мне станет за это стыдно. А ты… обещай, что больше не будешь сниться.
мне подарили куколку Мимозу-Сан... она ко мне приехала из дальних стран. узнала лишь вчера от тёти Сони я, что родина Мимозочки - Япония. ах, бедная! ты далеко от родины, и, верно, для тебя мы все уродины: глаза у нас большие, а не щёлочки, в домах - шкафы, комоды, а не полочки, не учат нас, как составлять букетики, а скучной и труднейшей арифметике, нам в редкость видеть веточку вишнёвую, мы резать не умеем кость слоновую. у вас, Мимоза, всё всегда с причудою: зовёте бога вы зачем-то Буддою; на праздниках со змеями, драконами проходите вдоль улиц, под балконами; рисуете, сев на пол, вышиваете, наказаны за промах не бываете. ласкают вас свои и посторонние... какое счастье детям жить в Японии!..
ты, бедная, снесла обиду кровную: быть проданной из рая в подмосковную! мы тут же порешили с тётей Сонею вдвоём поехать осенью в Японию. я вышла на балкон: прощай, Рогожино! уж не моё ты будешь, а Серёжино, а я, причёску сделавши смешнейшую, весёлою плясуньей стану, гейшею... иду - за мной собачка пучеглазая... Всё русское там позабуду сразу я...
(Поликсена Соловьёва)
ДУБОВЫЙ РАЙ
мне подарили куколку Матрёшку-Сан... она ко мне приехала из дальних стран. узнал вчера от дяденьки Басе я, что родина Матрёшечки - Россея. ах, бедная! ты далеко от родины, и, верно, для тебя мы все уродины: глаза у нас малюсенькие щёлочки, в домах у нас малюсенькие полочки, не учат нас прекрасной арифметике, а учат делать пошлые букетики, нам в редкость видеть веточку дубовую, медведицу и птицу двухголовую. у вас, Матрёшка, всё всегда с причудою: зовёте бога - Вовой, а не Буддою; на праздниках с бутылками зелёными проходите вдоль улиц, под балконами; вы клюшками зимой на льду играете, и клюшек петь на сцене заставляете. Россия - чемпион! - кричите сильно... какое счастье людям жить в России!..
ты, бедная, снесла обиду кровную: быть проданной из рая подмосковного! мы тут же порешили с дядей Басею вдвоём весной поехать в вашу Расю... прощай, прощай Япония дурацкая! обрыдла мне держава самурайская! а я, надев смешную шапку с ушками, весёленьким Антипкой стану Ушкиным... иду - за мной менты голубоглазые... Япону мать там позабуду сразу я...
Элли учится в старшем классе и немного играет в бридж. В этом тусклом немом Канзасе слишком скучная псевдо-жизнь. В этом грубом сухом Канзасе что ни день - то опять жара. Элли смотрит за горизонтом. Ждет, когда же придут ветра.
Дядя Чарли ложится рано и приходится не шуметь. Элли шепчет: "Приди, торнадо!". Умоляет: "ответь, ответь!" "Забери меня, забери же!" - Элли волю даёт слезам. С фотографий глядят родные, но неузнанные глаза.
Элли очень мила, но всё же, пёс - единственный верный друг. Элли скоро поступит в колледж, бесполезный, как всё вокруг. Элли носит огромный свитер и глядит, непременно, вниз. Про неё говорят: " дорога к психиатру и на карниз".
А ночами ей снится голос, что манит и ведет ко дну: " - Ты должна отыскать дорогу в Фиолетовую страну, Ты должна победить колдунью." - с губ срывается тихий стон. " - Если справишься - ты получишь и родных, и сестру, и дом".
Элли держится еле-еле. Утро-школа-пешком домой. Залезая в гнездо постели, Элли колет себя иглой И кружатся в знакомой пляске изумрудные небеса: "- Я должна победить колдунью. Мне нельзя открывать глаза".
Элли бьет каблуком три раза и решительно входит в дверь, За которой найдет победу, возвращение всех потерь. Но чужие глаза колдуньи полыхают родным огнем, (Элли помнит его по снимкам, что сама собрала в альбом.)
Так смотрела малютка Энни, так смотрел её папа - Джон.
Сказка рушится, злая правда прожигает дыру в груди. Мир расколот. Над ним - торнадо. Элли слышит: "- Беги, беги!" На пути у несчастья - домик. Слишком хрупкий, чтоб устоять. Элли помнит, конечно, помнит, как осмелилась убежать!
Ей шесть лет. Во дворе качели. Папа в кресле - финальный матч. Мама тихо поет для Энни и воркует: "- ну-ну, не плачь." Элли смотрит на куст клубники и качается всё сильней. Дальше - пусто. Затем - их крики. Голос Чарли: "- быстрей, быстрей!"
И рука, держащая крепко, не дающая повернуть. Хрупкий домик взлетел, как щепка, оставляя её тонуть В бесконечности дней и судеб, в горькой памяти прежних лиц. Элли знает - её осудят, но не может сдержать границ.
(Ей нет места, не любят люди... ей уже не выиграть блиц.)
Утро-школа-домой и в ванну, слыша сдавленный скрип петель. Дядя Чарли ложится рано. и не станет ломиться в дверь. Шум воды заглушает слёзы. Губы сжаты, глаза горят. Сердце дрогнуло оленёнком , что почуял смертельный яд.
Пульс за сто и рука трясется, но привычно наложен жгут. Сердце стонет: "- Очнись, дуреха! Не успеют же, не спасут!" Только больше не слышать крики и не вдеть знакомых лиц. Элли вводит в тугую вену непростительно полный шприц.
Тело корчится пленной птицей. Кровь немыслимо горяча! Пламя сходится вереницей ярко-желтого кирпича. Обрываются эхом фразы: "Ей недолго еще гореть." Элли бьет каблуком три раза и готовится встретить смерть.
За маскою, за образом иным Скрываем лица мы, словно актеры. Спектакль не премьера для других, Старый сюжет давно набил оскому. читать дальше За масками - гримасами от чувств Нам проще стать немного выше, На голову другому - ну и пусть! Мольбы слабых актеров не услышат. Театр хоть не раз уж погорел, Но даже на обугленных подмостках Из еле выживших и почерневших тел Устроим пьесу, избавляясь от осколков Разбитых душ и вырванных сердец, В машинном мире им уже не место. Сегодня актуален масок образец, Построенных на очень грубой лести. За масками для нас нет ни живых, Ни мертвых, стерлись все понятья. А если кто-то и покинет этот мир, Он только лишь отыгранная карта. За карточным столом все ставки на судьбу. Валет порой пойдет за старой Дамой, За маскою прикрыв измен игру свою, Лишь только бы была она богатой. За масками, уставши от всего, Хотим мы часто самой лучшей роли. Вот только не подумает никто, Своей игрой мы эту роль не стоим.
I. Красная пасть заката Дышит прохладным ветром, И за слегка помятым Пологом туч бесцветным Прячется купол звёздный – Неба рисунок сложный. Может быть, слишком поздно, Может – ещё возможно Перенести порывы Ветра на плоскость клавиш... Криво? Конечно, криво, Но ничего – исправишь.
II. Небо моё, ты снова плачешь Снегом в сумерках раннезимних, Тусклое солнце в тучах прячешь, Стелешь серый туман в низинах... Да, я уже навряд ли буду Той, кто делит твои печали: Я далеко ушла оттуда, Где мотивы твои звучали, И ничего теперь не значит Тихий шорох по мокрой крыше... Небо моё, как прежде, плачет – Я твержу себе, что не слышу.
III. Помнишь, когда-то прежде Ты не спала ночами? В белой ночной одежде – Призрак в оконной раме – Слушала тихий шёпот, Будто из ниоткуда... Там, где приходит опыт – Там исчезает чудо; Ты по-другому пишешь, Жизнь по-другому меришь. Слышишь? Конечно, слышишь, Только уже не веришь...
IV. Звёзды – по кругу, луна – следом, Тянутся за горизонт тени. Те, кому сумрачный мир ведом В душном тумане ночных бдений, Смотрят в зеркальную даль неба, Неосторожно себя раня В непроходимых, густых дебрях Острых, как бритва, её граней. Небо лишь кажется нам сферой – Цельной, лишённой границ, гладкой: Полон заноз его фон серый, Каждая правда лежит складкой. Смотрит на нас из-за штор плотных Небо осколком большой вазы: Прямоугольник стекла в окнах И бесконечный поток сказок – Мы позволяем ему течь в нас, Не сознавая его мощи; Все мы хотим обмануть вечность, Только себя обмануть проще.
V. Нужно ли ждать ответа, Если и так всё ясно? То, что подвластно – спето, Прочее – неподвластно. Но всё равно, за гранью Прежнего мира стоя, Даже в своём молчаньи Ты не найдёшь покоя; Ты всё равно летаешь, Хоть и давно бескрыла. Знаешь? Конечно, знаешь, Но, как всегда, забыла.
...развернутая метафора бессубъектного внимания, создающего волшебные миры как ловушку для самого себя. (с)
Если бы ангелам в рай провести интернет, если б молитвы сконнектить в единую сеть – только представь, как стали б они просты! Отпущенье грехов онлайн, форум всех святых, виртуальные литургии, венчанья, мессы, панихиды, исповеди, изгнанье бесов нажатием кнопки «Delete», исправленье кармы… Проще кликнуть мышкой, чем встать и дойти до храма.
… Проснешься утром, заглянешь в блог Люцифера – а там он хулит надежду, любовь и веру. А под записью комментариев до хрена: «Аффтар жжот!» «Плюс один!» «Аццкий ты сотона!» И только юзер Apostol_Pavel пишет: «Сгинь, проклятый!» Люцифер хохочет и ставит смайлик рогатый.
Придя с работы, читаешь ЖЖ Магдалины. У нее там рецепты варенья из мандаринов, схема вышивки гладью лика святой Елены… Сохраняешь в цитатник записи про варенье – пригодится в хозяйстве. А после звонишь по скайпу Серафиму Саровскому, обсуждаешь с ним Римского Папу, последние новости церкви, пути к спасенью, а также планы на Вербное воскресенье.
Где-то между ланчем и совещанием у начальства вспоминаешь: пора исповедаться и причащаться. Достаешь мобильник и набираешь номер. Отвечает Вера – диспетчер на телефоне в канцелярии Господа Бога. Говорит, что план визитов составлен на год вперед… «Но для вас постараюсь. Зайдите в пятницу к трем». А ты отвечаешь, что в пятницу не пойдет – у тебя в полтретьего в Токио самолет, а когда у вас час приема, в Японии ночь… Вера вешает трубку: «Ничем не могу помочь».
… За полночь выйдешь в аську – а там God в сети. И ты Ему пишешь: «Господи, защити…»
"Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!" (c)
Любимым книгам
Как часто, книги, я спасался вами, спешил поддаться власти слов и грёз. Вы как мосты, как двери меж мирами. Героев судьбы принимал всерьёз. Читал мне свой роман печальный Мастер, я видел тех существ, что создал Кинг. Я разделял и радость, и несчастье с друзьями из давно любимых книг. Я бунтовал, как Гамлет, и о вечном со мной беседы вёл Омар Хайям. Мне Гулливер рассказывал о встречах с непознанным, деталей не тая. Заглядывал и в прошлое свободно и был как будто пятый мушкетёр. Мне открывались космос, мир подводный. Я направлял и в будущее взор. Как будто прожил сотни разных жизней и поменял в них множество ролей. Узнал я и Фортуны нрав капризный, и на пиру бывал у королей. Влюблялся вместе с Лосем в Аэлиту, избороздил все реки и моря. И рядом с Ахиллесом шёл на битву, хотя поплыл он в Трою, в общем, зря… Я, книги, с вами стал мудрей, богаче… С героями любимыми взрослел. Мне тот открылся мир, что был утрачен. и тот, который нам придёт вослед. Урокам вашим вечно буду верен, мои незаменимые друзья. Вы заполняли пустоту потери осмысленности, красок бытия.
Не запрещай себе мечтать – Пусть не в цветном, пусть в чёрно-белом; Пусть ты открыт ветрам и стрелам – Сними замок, сорви печать! Не запрещай себе творить, Пусть иногда выходит криво – Твои нелепые мотивы Никто не в силах повторить. Не обрывай свои цветы, Пускай растут в приволье диком Молчаньем, песней или криком Среди безбрежной пустоты. Не запрещай себе летать, Не вспоминай, что ты не птица: Ты не из тех, кому разбиться Гораздо легче, чем восстать. Не запрещай себе любить, Не нужно чувств своих бояться: Любовь не может ошибаться И всё способна искупить. Не береги лучей звезды – Бросай направо и налево, И эти странные посевы Дадут чудесные плоды. Не бойся жить, не бойся петь, Не говори, что не умеешь: Ты ни о чём не пожалеешь – Да будет не о чем жалеть! И не стесняйся побеждать: Твоих врагов судьба излечит, И может быть, другие встречи Ещё вас будут ожидать. Не бойся в камне прорастать, Под небосвод подставив плечи. Пусть без мечты порой и легче – Не запрещай себе мечтать!
Накрывает это тебя с головой, И полежи у межи. Что ты думал - ты будешь вечно живой, Но кто тебе сказал, что ты жив? Что ты все еще жив? Ты говорил с камнями и сон-травой, Что скажешь мраку и лжи?
А они подходят при фонарях, Они становятся в круг. Среди них нету гадалок и прях, Но их шаг весом и упруг. Кому ты, друже, не друг? Девятый вал холодного ноября Не вырвет пряжу из рук.
Пряже так — не ветер, но острый нож, Ой пряже белого льна. Ты — сквозняк и дрожь, ты потом поймешь, Почему тебе не до сна. Просил? А это цена. Это серый город твой на тебя похож, Но между вами — стена.
Как вода вливается в черный чан, Вот так и время твое. И то ли соседи к тебе стучат, То ли ветер спать не дает, Он так и воет, ой-е. Так не впускай же ни судей, ни палача, Бори тоску и гнилье.
И если даже после на всем черта, А после нее темнота, Сделай так, чтобы песенка была начата, Чтоб не упустить ничерта. И пускай подмигнет тебе пустота - Не смей оставить поста...
Анни идет по пустым проспектам, жмурится, думает о своём. Анни пятнадцать и мир - прекрасен. Завтра поедет на водоём С мамой и братом под запах пряный летних кувшинок пить горький чай. Анни пятнадцать. Она любит маму, брата и вид перелётных стай. Город застыл в предвечерней стуже, улиц пустынных сжимает крюк. Анни спешит приготовить ужин. Вечером нужно позвать подруг, Чтобы смеяться, держать за руки, быть легче маленького пера*... Город теряет последние звуки. С голоду кружится голова. Анни шагает упругим шагом. Смотрит на искры рождённых звёзд. Мама, наверно, играет с братом. В клетке поёт прирученный дрозд О чём-то далеком, волшебно-птичьем. Сказочных странах, больной тоске. Анни узнала сегодня обычай писать желания на песке И завтра у берега водоёма найдется чаячьее перо. Анни мечтает увидеть Тома и загадает, конечно, его. Смуглого, сильного. Взгляды-льдинки. Летом ему поступать в институт. Анни считает: они - половинки. Он помнит едва, как её зовут, Но это не важно! Алеют щеки и мысли зажались тугим клубком. Она представляет свои дороги, думает стать городским врачом, Чтоб непременно спасала жизни смерти и подлости супротив. Будущее завлекает призмой ярких свершений и перспектив.
Анни идёт по пустым проспектам. Слышит движение за спиной. Анни пятнадцать. Но мир - опасен. ... она никогда не придёт домой.
*речь идет о известной игре, под названием "легкая, как пёрышко, крепкая, как доска".
____ UPD
Том просыпается среди ночи, шарит рукой и включает свет. Мир одинок, сиротлив, непрочен. Тому семнадцать долбанных лет. Комната куца, глаза слезятся. В комнате зябко с дурного сна. Может, когда ему стукнет двадцать и для него зацветёт весна? Ну а пока - листопад конспектов, голос, охрипший от сигарет. Тому хотелось бы вспомнить детство, выйти из комы, увидеть свет, С неба сорвать ярких звёзд крупицы, взвыть на луну беспородным псом... Том бы хотел обернуться птицей. Он представляет себя дроздом. Серым, невзрачным, но песни-трели шлющим в далёкие небеса... Пьяный отец захрапел в постели. Том поднимается, трёт глаза. Тому семнадцать, порез над бровью. И оплеуха ещё саднит. Томас своё выгрызает с кровью. Томас об этом не говорит. Только твердит, крепко стиснув зубы, что поскользнулся (шаги легки). Когда у папаши пылают трубы - не самое страшное кулаки. Город застыл в предрассветной неге, улицы-крючья сплелись узлом. Том вспоминает о первом снеге и девочке, жившей от них за углом. Тонкой и легкой, глаза-сапфиры. Нежные губы и сердце - свет. Он бы отдал все богатства мира, чтобы её оградить от бед. Он бы смотрел, как она смеётся. Слушал дыхание, шел след в след. Ночь истекает. Восходит солнце. Том вспоминает: Погибла. Нет. Мысли запутаны. Правда горька.
... маленький дрозд клювом бьёт в стекло. Том улыбается и впервые чувствует, как тепло.
Читайте мой роман "Письмо из терминала" и много всего другого на моем сайте :)
Посвящается всем неопределившимся и тяжело определявшимся))))))
Кем я стану, когда вырасту большая, Я не знаю, я не знаю до сих пор. Танцевала бы, да ноги мне мешают, Поздно думать про балет и большой спорт!
Впрочем, это-то не очень и хотелось! Что хотелось бы – не знаю я сама… То на вышивки однажды насмотрелась, То от бизнеса сходила я с ума!
То в психологи решила вдруг податься, То кредитным аналитиком пошла, То от моды начала я возбуждаться, То себя в дизайне мебели нашла!
читать дальшеТо решила я заняться маникюром (Что ли зря тренировалась на себе), Тест сказал мне, что я склонна к авантюрам, Может, надо до-ре-ми-фа на трубе?!
Может, надо мне спуститься в батискафе?! Может, надо мне жонглировать огнем?! Или, может, мне диплом достать из шкафа, Позабыла я, что сказано-то в нем!
Может, надо мне купить себе зеркалку И снимать цветы, букашек и подруг?! Нет! Я знаю, надо соковыжималку И поить своими смузи всех вокруг!
Может, надо научиться кулинарить И открыть мне свой домашний ресторан?! Ах, на что себя родную разбазарить, Может, надо мне пробиться на экран?!
Говорят еще, что много получают В нефтеотрасли – поехать в Уренгой?! Но другие это все разоблачают, И поэтому туда я ни ногой…
Может, надо мне найти себе супруга, Обрести свое призвание в семье, Будем жить душа мы в душу друг для друга, Вырезать инициалы на скамье!
Можно вспомнить про свое предназначенье – И по разным развивалкам их водить! Словом, в жизни еще столько приключений! Можно голых псов и кошек разводить!
Кем я стану, когда вырасту, не знаю! Космонавтом ли, актрисой ли, врачом? Проституткой ли валютной (вспоминая Девяностые), юристом, циркачом,
Продавцом конфет, учителем, певицей, Топ-моделью – всех с обложки искушая, Скрипачом, ветеринаром, светской львицей… Кем я стану, когда вырасту большая?!
"Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!" (c)
Здесь всё не вечно. Сгорают звёзды, Земля, дряхлея, меняет лик. А наши чувства так несерьёзны… Здесь всё не вечно. И всё на миг.
Ты будешь спорить… Но что же клятвы? Нам слов и страсти известен срок. То, что пришло к нам, уйдёт обратно, и не отыщем назад дорог.
И только космос, холодный, властный, вселенной снова запустит цикл. И будут судьбы гореть и гаснуть… И, может, встретимся вновь на миг… Когда всё в мире изменит лик.
"Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!" (c)
***
Мы уступим тому, кто придёт после нас, кто окажется лучше, проворней, смелей, кто пройдёт много дальше отметки твоей, мимо хоженых троп и проложенных трасс.
Не пытайся всегда и во всём побеждать. Знаю, брат, как успехи и слава пьянят, но ты помни, что это совсем не война. Между нами нелепа слепая вражда.
Как бы ни был талантлив, умел и силён, для тщеславия, знаешь ли, повода нет. Много путников в мире оставило след, а ещё больше стёрто из книги времён. И не помнят вчерашних героев имён.
Если вдруг незнакомца в пути повстречал и ты видишь, что он, как и ты, одинок, что в тумане сыром он устал и продрог… Раздели с ним, как с братом, костёр твой и чай.
Да, мы воины, может, но мы не враги. Ни к чему умножать нам потери и скорбь. Знаешь, всё переменчиво в жизни людской… Хоть немного тепла для других сбереги.