«Милосердный к жестоким будет жестоким к милосердным» (Иома, 22)
суббота, 10 сентября 2016
четверг, 18 августа 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
Холм холодным ветром, как шпагой, вспорот, скалит остро кости своих руин.
На останках прошлого вырос город, жадно пожирающий корабли.
Как ярится буря, кусает склоны - океан зализывает укус.
На причалах, горькой водой кроплёных, воздух бесконечно солён на вкус.
Как ярится буря - срывает крыши, стены осыпаются и дрожат...
Ты мои истории не услышишь с высоты десятого этажа.
Не поморщишь щёк, улыбаясь солнцу и подушки в стороны разметав.
Как скользит рассвет сквозь твоё оконце по худым волнам твоего хребта...
И в тенях больничных легко укрыться, неизменно тихи мои шаги.
Хочешь - будешь рыцарем или принцем, самым величайшим среди других?
Холм холодным ветром измучен, ранен, новый город крошится до корней.
Защити его колдовством и сталью, мой могучий маленький чародей.
Или возведи на его останках новый мир и новое естество.
Здесь твоей душе не нужна огранка. Ты - венец и суть, и творец всего.
Но пока же - слушай мой тихий голос и ладони скрещивай на груди.
Словно бесконечный бесцветный полоз лестница свивается впереди.
И тебе не снять сеть холодных трубок, неподъёмна тяжесть припухших век.
Хочешь - подарю тебе меч и кубок, мой бесстрашный маленький человек?
Ты лежишь изломанной бледной куклой и рассвет ласкает твоё лицо.
Хочешь - будешь статный, высокий, смуглый в мире без злодеев и подлецов?
Как утихнет буря - родится небо. Корабли покорно уйдут ко дну.
Хочешь - подарю тебе быль и небыль из руин и прошлого, лишь одну?
Сколько здесь бывало и сколько будет... Я скажу без лжи и без мишуры:
Нестерпимо больно из рваных судеб создавать истории и миры.
Дверь палаты скрипнет. И мать заплачет. На лице отца залегает тень...
Спи, мой храбрый рыцарь, мой милый мальчик. Завтра будет новый и страшный день.
Кайлиана Фей-Бранч.
На останках прошлого вырос город, жадно пожирающий корабли.
Как ярится буря, кусает склоны - океан зализывает укус.
На причалах, горькой водой кроплёных, воздух бесконечно солён на вкус.
Как ярится буря - срывает крыши, стены осыпаются и дрожат...
Ты мои истории не услышишь с высоты десятого этажа.
Не поморщишь щёк, улыбаясь солнцу и подушки в стороны разметав.
Как скользит рассвет сквозь твоё оконце по худым волнам твоего хребта...
И в тенях больничных легко укрыться, неизменно тихи мои шаги.
Хочешь - будешь рыцарем или принцем, самым величайшим среди других?
Холм холодным ветром измучен, ранен, новый город крошится до корней.
Защити его колдовством и сталью, мой могучий маленький чародей.
Или возведи на его останках новый мир и новое естество.
Здесь твоей душе не нужна огранка. Ты - венец и суть, и творец всего.
Но пока же - слушай мой тихий голос и ладони скрещивай на груди.
Словно бесконечный бесцветный полоз лестница свивается впереди.
И тебе не снять сеть холодных трубок, неподъёмна тяжесть припухших век.
Хочешь - подарю тебе меч и кубок, мой бесстрашный маленький человек?
Ты лежишь изломанной бледной куклой и рассвет ласкает твоё лицо.
Хочешь - будешь статный, высокий, смуглый в мире без злодеев и подлецов?
Как утихнет буря - родится небо. Корабли покорно уйдут ко дну.
Хочешь - подарю тебе быль и небыль из руин и прошлого, лишь одну?
Сколько здесь бывало и сколько будет... Я скажу без лжи и без мишуры:
Нестерпимо больно из рваных судеб создавать истории и миры.
Дверь палаты скрипнет. И мать заплачет. На лице отца залегает тень...
Спи, мой храбрый рыцарь, мой милый мальчик. Завтра будет новый и страшный день.
Кайлиана Фей-Бранч.
среда, 17 августа 2016
Хм... Ну и кто я после этого?
Шаг вперед, и рука за пояс,
Взгляд в глаза изучающе зыбкий,
Мне б тебе подарить улыбку,
Но дыханье прервало голос.
Пятерня легла на затылок,
Разгребая долгие пряди.
Взгляд в глаза нерушимо долгий,
Что–то теплится в этом взгляде.
И дыханье обводит губы,
Нервным трепетом предвкушения,
Пусть движения пальцев грубы,
Но так манит твое паденье.
Ты сейчас удивительно близко,
Но еще долек до предела,
Рук напор и теснее тело,
Пусть и пошло, и жарко и низко.
Губы рядом; язык, в наваждении,
Замыкая свой круг рисует…
Мы не ищем с тобой снисхождения,
Каждый образ иной целует.
Закрывая глаза в мечтаниях,
Отдаваясь движеньям томным,
Сберегая чужое дыханье,
Забываем, что мир огромный.
В поцелуе медленном тонем,
Языки скрестив наудачу.
Стоны в губы. Давай постонем.
Только так и никак иначе.
Взгляд в глаза изучающе зыбкий,
Мне б тебе подарить улыбку,
Но дыханье прервало голос.
Пятерня легла на затылок,
Разгребая долгие пряди.
Взгляд в глаза нерушимо долгий,
Что–то теплится в этом взгляде.
И дыханье обводит губы,
Нервным трепетом предвкушения,
Пусть движения пальцев грубы,
Но так манит твое паденье.
Ты сейчас удивительно близко,
Но еще долек до предела,
Рук напор и теснее тело,
Пусть и пошло, и жарко и низко.
Губы рядом; язык, в наваждении,
Замыкая свой круг рисует…
Мы не ищем с тобой снисхождения,
Каждый образ иной целует.
Закрывая глаза в мечтаниях,
Отдаваясь движеньям томным,
Сберегая чужое дыханье,
Забываем, что мир огромный.
В поцелуе медленном тонем,
Языки скрестив наудачу.
Стоны в губы. Давай постонем.
Только так и никак иначе.
среда, 29 июня 2016
Look down.
*
Волны, взрываясь, бьются о скалы.
Людям свободы не нужно славы,
Не нужно покоя, поклона, упрёка.
Рабы своей страсти. Без страха рока
Мы встретим рассвет на закате эпохи.
А если по жизни бывали плохи,
Мы грехи отмолим, удача с нами;
По ветру хлещет свободы знамя.
Над могилами нашими слёз не лейте,
Наше злато найдёте - его пропейте,
По монете - в море, да будьте здравы!
Познавшим счастье не нужно славы.
Волны, взрываясь, бьются о скалы.
Людям свободы не нужно славы,
Не нужно покоя, поклона, упрёка.
Рабы своей страсти. Без страха рока
Мы встретим рассвет на закате эпохи.
А если по жизни бывали плохи,
Мы грехи отмолим, удача с нами;
По ветру хлещет свободы знамя.
Над могилами нашими слёз не лейте,
Наше злато найдёте - его пропейте,
По монете - в море, да будьте здравы!
Познавшим счастье не нужно славы.
понедельник, 27 июня 2016
молчаливый ПЧ
Голос:
Оставайся, мальчик, с нами - будешь нашим королем.
Будешь грозным и суровым, будешь хмур и бородат.
Будешь бравым капитаном править в море кораблем,
Будешь смелым командиром, в бой пошлешь своих солдат.
Хор:
Будешь нашим королем - славу мы тебе поем!
читать дальше
Оставайся, мальчик, с нами - будешь нашим королем.
Будешь грозным и суровым, будешь хмур и бородат.
Будешь бравым капитаном править в море кораблем,
Будешь смелым командиром, в бой пошлешь своих солдат.
Хор:
Будешь нашим королем - славу мы тебе поем!
читать дальше
воскресенье, 05 июня 2016
I think its gonna rain
Прокрался теплым заревом
Пропитанный запахом кофе и солнца насквозь.
Дотронулся до самого сердца,
Мир распахнул, потревожив внутри засов.
Проскользнул, словно кот,
И устроился в душе моей разбитой,
Гипнотически покачивая хвостом,
Как на прогретой майскими лучами крыше.
Только тебе обязаны своим появлением
Дикие цветы, что ты призвал к жизни сквозь толщу пепла,
Они были слабые и засохшие в отсутствии света.
Я уже давно пожертвовал ими и не ждал от весны ответа.
Но ты пришел, собой озарил весь мой путь,
Став бесконечной надеждой и вселенским смыслом, пробившемся в эфир.
Помню, что я до этого как-то жил, выискивая суть
но теперь ты - весь мой мир
Пропитанный запахом кофе и солнца насквозь.
Дотронулся до самого сердца,
Мир распахнул, потревожив внутри засов.
Проскользнул, словно кот,
И устроился в душе моей разбитой,
Гипнотически покачивая хвостом,
Как на прогретой майскими лучами крыше.
Только тебе обязаны своим появлением
Дикие цветы, что ты призвал к жизни сквозь толщу пепла,
Они были слабые и засохшие в отсутствии света.
Я уже давно пожертвовал ими и не ждал от весны ответа.
Но ты пришел, собой озарил весь мой путь,
Став бесконечной надеждой и вселенским смыслом, пробившемся в эфир.
Помню, что я до этого как-то жил, выискивая суть
но теперь ты - весь мой мир
воскресенье, 29 мая 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
Через тысячи жизней ведет рассказ, вдоль сверхновых и черных дыр,
За туманности, прячущие от нас каждый новый и странный мир,
Через свет постаревших всемудрых звёзд, сквозь провалища пустоты.
Нам догнать его - хватит ли сил и слёз... Я попробую. Ну а ты?
Через тысячи жизней и сотни лет, уместившись в единый вдох,
Протекает история. Ей вослед, я поведаю лишь о трёх.
Если выйти на улицу в тёмный час, смело встретив ночной туман, на востоке, в пьянящей дали от нас, ярко светит Альдебаран. А за ним, в пустоте - не уловит взор, хоть и кажется, что вот-вот - притаилась планета: десяток гор, индевеющий небосвод. Ни буранам, ни цепким сухим ветрам не объять ледяных пустынь. Там живут лишь такие, каков ты сам - дети храбростей и гордынь. Там сейчас вечереет, грядёт пурга, даже воздух колюч и груб, и сжимает упрямо её рука тяжелеющий ледоруб. До вершины - каких-то пять дней пути, неизменно отвесно вверх, но не зря синеглазая крошка Ти самой смелой слывёт из всех. И не зря она слушала день за днём, с самых малых наивных лет, колдовские легенды про Землю - дом! - наилучшую из планет. Ей всегда говорили - Земля добра и объятья её мягки. На такой высоте не разжечь костра и не спрятаться от пурги. На холодной планете с десяток гор, да замерзшие облака. Только эта вершина ласкает взор - так пленительно высока!
Лишь на этой вершине из года в год неизменно горят огни. Крошке Ти говорили: корабль ждет, ты осмелишься покорить неприступную высь, ледяной хребет, злого мира ветвистый шрам? Ледоруб в ослабевшей дрожит руке и пронизывают ветра.
Что случится потом? Потускнеет мир - холод силится взять своё. По волнам пустоты, мимо чёрных дыр, тот корабль понесёт её, покидая навеки слепящий снег, про колючий забыв буран...
Если выйти на улицу в полусне, ярко светит Альдебаран.
В неизвестную вечность ведут пути, замыкается жизней круг.
Я тебе рассказала про крошку Ти, а теперь - посмотри на Юг:
На орлином крыле разрезает тьму ослепительный Альтаир.
А за ним есть планета, под стать ему, беспощадный пустынный мир.
Даже воздух на этой планете сух - режет лёгкие изнутри, и о чем-то волшебно далёком вслух там не принято говорить. Там живут, так похожие на меня, молчаливые дети дюн. Их следы голубые пески хранят под ласкающим светом лун. И сейчас белоснежная мать-звезда вновь восходит на свой престол. В старой фляге закончилась вся вода и песок тяжелит подол. Сеф шагает упорно, жестокий зной не сорвёт стон с иссохших губ. В самой страшной пустыне исход такой - этот мир на надежду скуп. Этот мир беспристрастен, людей каля, как рожденный в огне металл. В древних книгах писали, что есть Земля. Сеф читал о ней. Сеф читал, что она полнокровно полна водой, неизменно добра ко всем. В его мире не ищут пути домой, не касаются этих тем. А еще он читал, что горят огни в самом сердце сухих песков - в глубине неизведанной корабли рвутся к завеси облаков, и рокочут турбины, взлетает дым, начиная вираж, полёт... Сеф падёт на песок, и замрёт над ним недостигнутый небосвод. Но закроет от пламени солнца тень - металлических крыльев дар. Сквозь сиянье сверхновых, к судьбе, к мечте, поведёт бортовой радар, оставляя внизу гребешки песков, синевеющих, как сапфир.
Этой ночью не нужно ни снов, ни слов - светит пламенный Альтаир.
Сколько новых историй таит от всех звездный полог и млечный путь?
Я тебе рассказала, как выжил Сеф. А сейчас про него забудь
И смотри в вышину, где горят огнём все крупицы ночных фигур.
Отыщи Волопаса. Ты видишь, в нём алым золотом спит Арктур?
И в карминно-горячем его тепле сладко кутает полюса небольшая планета: с полсотни рек, да тропические леса. Там живут дети чёрного колдовства - не такие, как ты и я - знатоки ядовитых опасных трав, укротители воронья. Там живётся непросто таким, кто смог непохожим прослыть на всех. Изучая проклятое ремесло, в жертву каждый приносит смех, доброту, бескорыстность, способность дать что-то большее, чем слова. В гуще джунглей не спрятаться, не сбежать от прогнившего естества. Каждый звук и любой осторожный шаг дразнит пум и древесных змей. Чара движется медленно, чуть дыша, вязкий ужас ползёт за ней. Нелегко своё сердце от зла сберечь, врачевать, где другие бьют, уходить, если правду не скроет речь, оставлять обжитой уют. И искать - ворожить над большим котлом - отголоски, надежду, дым. В чаще джунглей ждёт Чару дорога в дом, где позволено быть любым, путь к прекрасной, чужой и родной Земле, благосклонной, как будто мать. Через пару шагов всё утратит цвет, не получится больше встать. И подхватит её, пронесёт сквозь мглу, за туманностей миражи, тот зовущий густой корабельный гул, обещавший другую жизнь. И, целующий воды реки, рассвет будет сладостно белокур.
Видишь, в этой пугающей высоте яркой искрой горит Арктур.
Через тысячи жизней ведет рассказ, вдоль сверхновых и черных дыр,
За туманности, прячущие от нас каждый новый и странный мир,
Через тысячи жизней и сотни лет, я поведала лишь о трёх.
А теперь отыщи в небесах ответ: это выдумки? в чём подвох?
Но смотри неотрывно, не тратя слов, отрешившись от суеты.
Гулкий рокот турбины, моторный рёв. Я их слышу. А слышишь ты?
Кайлиана Фей-Бранч
За туманности, прячущие от нас каждый новый и странный мир,
Через свет постаревших всемудрых звёзд, сквозь провалища пустоты.
Нам догнать его - хватит ли сил и слёз... Я попробую. Ну а ты?
Через тысячи жизней и сотни лет, уместившись в единый вдох,
Протекает история. Ей вослед, я поведаю лишь о трёх.
Если выйти на улицу в тёмный час, смело встретив ночной туман, на востоке, в пьянящей дали от нас, ярко светит Альдебаран. А за ним, в пустоте - не уловит взор, хоть и кажется, что вот-вот - притаилась планета: десяток гор, индевеющий небосвод. Ни буранам, ни цепким сухим ветрам не объять ледяных пустынь. Там живут лишь такие, каков ты сам - дети храбростей и гордынь. Там сейчас вечереет, грядёт пурга, даже воздух колюч и груб, и сжимает упрямо её рука тяжелеющий ледоруб. До вершины - каких-то пять дней пути, неизменно отвесно вверх, но не зря синеглазая крошка Ти самой смелой слывёт из всех. И не зря она слушала день за днём, с самых малых наивных лет, колдовские легенды про Землю - дом! - наилучшую из планет. Ей всегда говорили - Земля добра и объятья её мягки. На такой высоте не разжечь костра и не спрятаться от пурги. На холодной планете с десяток гор, да замерзшие облака. Только эта вершина ласкает взор - так пленительно высока!
Лишь на этой вершине из года в год неизменно горят огни. Крошке Ти говорили: корабль ждет, ты осмелишься покорить неприступную высь, ледяной хребет, злого мира ветвистый шрам? Ледоруб в ослабевшей дрожит руке и пронизывают ветра.
Что случится потом? Потускнеет мир - холод силится взять своё. По волнам пустоты, мимо чёрных дыр, тот корабль понесёт её, покидая навеки слепящий снег, про колючий забыв буран...
Если выйти на улицу в полусне, ярко светит Альдебаран.
В неизвестную вечность ведут пути, замыкается жизней круг.
Я тебе рассказала про крошку Ти, а теперь - посмотри на Юг:
На орлином крыле разрезает тьму ослепительный Альтаир.
А за ним есть планета, под стать ему, беспощадный пустынный мир.
Даже воздух на этой планете сух - режет лёгкие изнутри, и о чем-то волшебно далёком вслух там не принято говорить. Там живут, так похожие на меня, молчаливые дети дюн. Их следы голубые пески хранят под ласкающим светом лун. И сейчас белоснежная мать-звезда вновь восходит на свой престол. В старой фляге закончилась вся вода и песок тяжелит подол. Сеф шагает упорно, жестокий зной не сорвёт стон с иссохших губ. В самой страшной пустыне исход такой - этот мир на надежду скуп. Этот мир беспристрастен, людей каля, как рожденный в огне металл. В древних книгах писали, что есть Земля. Сеф читал о ней. Сеф читал, что она полнокровно полна водой, неизменно добра ко всем. В его мире не ищут пути домой, не касаются этих тем. А еще он читал, что горят огни в самом сердце сухих песков - в глубине неизведанной корабли рвутся к завеси облаков, и рокочут турбины, взлетает дым, начиная вираж, полёт... Сеф падёт на песок, и замрёт над ним недостигнутый небосвод. Но закроет от пламени солнца тень - металлических крыльев дар. Сквозь сиянье сверхновых, к судьбе, к мечте, поведёт бортовой радар, оставляя внизу гребешки песков, синевеющих, как сапфир.
Этой ночью не нужно ни снов, ни слов - светит пламенный Альтаир.
Сколько новых историй таит от всех звездный полог и млечный путь?
Я тебе рассказала, как выжил Сеф. А сейчас про него забудь
И смотри в вышину, где горят огнём все крупицы ночных фигур.
Отыщи Волопаса. Ты видишь, в нём алым золотом спит Арктур?
И в карминно-горячем его тепле сладко кутает полюса небольшая планета: с полсотни рек, да тропические леса. Там живут дети чёрного колдовства - не такие, как ты и я - знатоки ядовитых опасных трав, укротители воронья. Там живётся непросто таким, кто смог непохожим прослыть на всех. Изучая проклятое ремесло, в жертву каждый приносит смех, доброту, бескорыстность, способность дать что-то большее, чем слова. В гуще джунглей не спрятаться, не сбежать от прогнившего естества. Каждый звук и любой осторожный шаг дразнит пум и древесных змей. Чара движется медленно, чуть дыша, вязкий ужас ползёт за ней. Нелегко своё сердце от зла сберечь, врачевать, где другие бьют, уходить, если правду не скроет речь, оставлять обжитой уют. И искать - ворожить над большим котлом - отголоски, надежду, дым. В чаще джунглей ждёт Чару дорога в дом, где позволено быть любым, путь к прекрасной, чужой и родной Земле, благосклонной, как будто мать. Через пару шагов всё утратит цвет, не получится больше встать. И подхватит её, пронесёт сквозь мглу, за туманностей миражи, тот зовущий густой корабельный гул, обещавший другую жизнь. И, целующий воды реки, рассвет будет сладостно белокур.
Видишь, в этой пугающей высоте яркой искрой горит Арктур.
Через тысячи жизней ведет рассказ, вдоль сверхновых и черных дыр,
За туманности, прячущие от нас каждый новый и странный мир,
Через тысячи жизней и сотни лет, я поведала лишь о трёх.
А теперь отыщи в небесах ответ: это выдумки? в чём подвох?
Но смотри неотрывно, не тратя слов, отрешившись от суеты.
Гулкий рокот турбины, моторный рёв. Я их слышу. А слышишь ты?
Кайлиана Фей-Бранч
пятница, 20 мая 2016
Look down.
*
Я зубоскал, я тьма, я нежеланный выход;
я чья-нибудь пуля, что держат на случай захвата врагом тылов,
ружьё на стене, огонёк в болоте, необитый ещё порог.
Я – то самое, что трогать не стоит, шальное лихо:
не ведись на мои огни, не верь в шепоток сирены.
Я – то, что всю жизнь теснится по трещинам у стены,
которой сердца обносят на времена войны.
Я – решимость, с которой вскрывают вены,
сажают пулю в висок или прыгают вниз с моста.
Я – причина: отвергнуть веру, предать собрата.
Острая горечь, когда всё сумел, да уже не надо;
я – раскаяние дезертира, что уже убежал с поста.
Помяни моё слово, не суйся в дебри по залежам из гнилья,
не надейся, что выйдет: сбежать и забыть дорогу.
Я – грозился тому, кого ты величаешь Богом:
коли посмотришь в Бездну, то и я загляну в тебя.
Нишизаки
Я зубоскал, я тьма, я нежеланный выход;
я чья-нибудь пуля, что держат на случай захвата врагом тылов,
ружьё на стене, огонёк в болоте, необитый ещё порог.
Я – то самое, что трогать не стоит, шальное лихо:
не ведись на мои огни, не верь в шепоток сирены.
Я – то, что всю жизнь теснится по трещинам у стены,
которой сердца обносят на времена войны.
Я – решимость, с которой вскрывают вены,
сажают пулю в висок или прыгают вниз с моста.
Я – причина: отвергнуть веру, предать собрата.
Острая горечь, когда всё сумел, да уже не надо;
я – раскаяние дезертира, что уже убежал с поста.
Помяни моё слово, не суйся в дебри по залежам из гнилья,
не надейся, что выйдет: сбежать и забыть дорогу.
Я – грозился тому, кого ты величаешь Богом:
коли посмотришь в Бездну, то и я загляну в тебя.
Нишизаки
вторник, 17 мая 2016
...и то убийство - не криминал ©
Те, кто поклоняется Богам,
Проверено - живут в два раза дольше.
Благодаря не стоптанным ногам,
Благодаря тому, что души не изношены.
Ведь это Дьявол сподвигает нас
На те поступки, о которых бы мы сами
Даже не задумались подчас,
Будучи хранимыми Богами.
Ведь прыгнуть с парашютом - ерунда.
Вот только за спиной не ангел - Дьявол.
От жизни этой не останется следа,
И ждёт нас лишь к Аиду переправа.
Ведь сёрфинг - радость многих из людей,
Но именно тебя волной накроет море.
И ничего на свете нет страшней,
Чем любимому оставить только горе.
Но кто-то на ухо нашепчет: "Помолись
И делай, что твоей душе угодно".
В другое ухо вдруг прошепчут: "Прокатись
На сноуборде с той высокой горки".
На этот раз домой вернёшься ты
Здоровым, невредимым и счастливым.
А завтра снова помолись святым,
И ищи для жизни новые мотивы.
Ведь те, кто поклоняется Богам,
Проверено - живут в два раза дольше.
Благодаря не стоптанным ногам,
Благодаря тому, что души не изношены.
Проверено - живут в два раза дольше.
Благодаря не стоптанным ногам,
Благодаря тому, что души не изношены.
Ведь это Дьявол сподвигает нас
На те поступки, о которых бы мы сами
Даже не задумались подчас,
Будучи хранимыми Богами.
Ведь прыгнуть с парашютом - ерунда.
Вот только за спиной не ангел - Дьявол.
От жизни этой не останется следа,
И ждёт нас лишь к Аиду переправа.
Ведь сёрфинг - радость многих из людей,
Но именно тебя волной накроет море.
И ничего на свете нет страшней,
Чем любимому оставить только горе.
Но кто-то на ухо нашепчет: "Помолись
И делай, что твоей душе угодно".
В другое ухо вдруг прошепчут: "Прокатись
На сноуборде с той высокой горки".
На этот раз домой вернёшься ты
Здоровым, невредимым и счастливым.
А завтра снова помолись святым,
И ищи для жизни новые мотивы.
Ведь те, кто поклоняется Богам,
Проверено - живут в два раза дольше.
Благодаря не стоптанным ногам,
Благодаря тому, что души не изношены.
вторник, 12 апреля 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
"Потому что этим крыльям не взлететь боле,
Им остается лишь без толку бить —
Воздух, который ныне так мал и сух,
Меньше и суше, чем воля."
(с) Томас Стернз Элиот, поэма о "потерянном поколении".
грязный город шумит, как рой пустоглазых навозных мух. я бесцветен и я - слепец в тошнотворности ярких красок.
моя куколка, рыбка... Бэтс. о таком не расскажешь вслух, обсуждая фасон и крой в чистоплюйстве резных террасок,
выбрав туфли и бигуди, опьянев под звучанье джаза. я хочу твоих губ и рук, я же, всё-таки, человек.
но я болен и близорук к этой яркости... вот зараза! В Орлеане идут дожди целый чертов двадцатый век.
детка, выслушай, я хотел кутать в золото и пайетки твои плечи, носить портфель. и любить тебя, Бэтти-Лу.
но зачем я тебе теперь, в золоченности новой клетки? в шумном скопище звуков, тел... я пишу тебе. я пишу,
наблюдая, как на свету резво пляшут твои кудряшки. моя куколка, я устал, я бесцветен, озлоблен, слеп.
этот город бесстыдно мал - уместился в одной затяжке. ты позволишь начистоту? чертов город похож на склеп.
А они льют в свои бокалы эту хренову благодать
И они истекают смехом. Я уже не один из них.
грязный город разносит эхо. ну куда мне себя девать?
Людной улицы слишком мало. Слишком мало для нас двоих.
моя девочка, я могу только пить, и стрелять, и пить. выходя в незнакомый мир, я тону в канонаде звуков,
ты легка, словно кашемир - как тончайшая эта нить выплетаешь свою дугу и послушно ложишься в руку -
Бэтси, Бэтси... моя душа - лишь проклятое злое пламя. я хочу твоих губ и глаз. я устал от чужих афер.
но звучит надоевший джаз. я здесь чужд, словно марсианин. мне остался последний шаг и заряженный револьвер.
моя куколка, подожди и безжалостный танец цвета ты успеешь испить сполна под покровом тяжелых век.
город празднует допоздна и к рассвету приходит лето.
в Орлеане идут дожди целый чертов двадцатый век.
понедельник, 11 апреля 2016
I think its gonna rain
Сломанный змей уже не взлетит
Как ни тяни за нить.
Больше не верь боли одиноких минут
И красоте чужих фраз.
Они все лгут.
Раз ты свой самый главный враг
Как можно тут победить?
Если бы мог улететь
Давно бы подхватил ветром начертанный путь.
Мечтая о звездах не забывай про ртуть
Осевшую внутри и мешающую вздохнуть.
Лучше бежать и помощи не просить
Чтобы не оказаться опять
С обломанными крыльями внизу.
А сад свой закрой на ключ
И выбрось
Ключи
в лесу
Как ни тяни за нить.
Больше не верь боли одиноких минут
И красоте чужих фраз.
Они все лгут.
Раз ты свой самый главный враг
Как можно тут победить?
Если бы мог улететь
Давно бы подхватил ветром начертанный путь.
Мечтая о звездах не забывай про ртуть
Осевшую внутри и мешающую вздохнуть.
Лучше бежать и помощи не просить
Чтобы не оказаться опять
С обломанными крыльями внизу.
А сад свой закрой на ключ
И выбрось
Ключи
в лесу
суббота, 26 марта 2016
I think its gonna rain
В ночном небе из янтаря загорается любопытная звезда,
Греет немного. Смотрит на меня свысока.
Строю лестницу к небу, мне непременно нужно успеть до утра,
К оранжевой дымке, чтобы получше разглядеть тебя,
нежданная радость моя.
Не рассчитал, подлетел слишком быстро, лучами пронзило доспех насквозь,
Падая успеваю заметить за сиянием шрамы и кровь,
И вдруг понимаю, как будто вижу себя точь в точь!
Ничего не поделать, остается только опять безумно рискнуть, бросить все
Не глядя, еще раз сорваться в безлунную ночь.
И вот я уже на пороге, готов позабыть самого себя,
Предать идеалы, невеселые, но правдивые притчи заученные втихоря,
Сонеты одиночества и боль оставить на полке уходя.
Они все равно подтянутся потом, но пока боль беспокойно молчит, следя.
Хотя как молчит, слышно слегка
Что-то там о последствиях и прогнозах дождя,
Робко вторит, что от всех ненужных бед неизбежно меня защитит,
В общем, молча кричит.
Не слушая этот утомляющий сверх меры треп,
Отчаливаю в поисках подключений,
Мне обязательно повезет!
Греет немного. Смотрит на меня свысока.
Строю лестницу к небу, мне непременно нужно успеть до утра,
К оранжевой дымке, чтобы получше разглядеть тебя,
нежданная радость моя.
Не рассчитал, подлетел слишком быстро, лучами пронзило доспех насквозь,
Падая успеваю заметить за сиянием шрамы и кровь,
И вдруг понимаю, как будто вижу себя точь в точь!
Ничего не поделать, остается только опять безумно рискнуть, бросить все
Не глядя, еще раз сорваться в безлунную ночь.
И вот я уже на пороге, готов позабыть самого себя,
Предать идеалы, невеселые, но правдивые притчи заученные втихоря,
Сонеты одиночества и боль оставить на полке уходя.
Они все равно подтянутся потом, но пока боль беспокойно молчит, следя.
Хотя как молчит, слышно слегка
Что-то там о последствиях и прогнозах дождя,
Робко вторит, что от всех ненужных бед неизбежно меня защитит,
В общем, молча кричит.
Не слушая этот утомляющий сверх меры треп,
Отчаливаю в поисках подключений,
Мне обязательно повезет!
среда, 16 марта 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
- Никогда не ходи за порог одна, слышишь, милая Мэри-Энн?
Вересковую пустошь укрыл туман и тяжел аромат его.
Эти стены спасут тебя только тогда, когда ты не покинешь стен.
И минует беда. Утекут года. Не останется ничего.
Сетью троп непротоптанных в сизой мгле ходит смерть. Не уходит смерть,
Беспокойная, скрытая в полусне, горько-сладкая, словно мёд.
Ты слаба, Мэри-Энн. Ты больна, Мэри-Энн. Не спеши под земную твердь.
Не мечтай разорвать этот круг и плен, и о том, что тебя не ждёт.
Там звенящая тишь, там пурпурный мир лезет вверх по босым ногам.
Там взбирается светлый небес сапфир по изменчивым гребням гор.
Моя глупая, глупая Мэри-Энн, не ходи за порог одна.
Не покинь этих стен. Ты больна, Мэри-Энн! Лишь бы делать наперекор. -
- Вересковую пустошь укрыл туман. Он дурманящий, будто яд.
Ходит смерть в ярком пурпуре по горам. Добрым голосом кличет смерть.
Только десять шагов, десять жалких шагов! Ярким пламенем мир объят.
Чтобы выразить это, не хватит слов - как мне хочется с ним гореть!
Горько-сладкие огненные цвета украшают моё окно.
Эти стены спасут меня только тогда, когда незачем будет жить.
"Не ходи, Мэри-Энн, ты больна, Мэри-Энн!". Что ни день - всё одно. Одно.
Это замкнутый круг. Это вечный плен. Им бессмысленно дорожить.
Там звенящая тишь и небес сапфир. Там изменчивый горный лик.
Там ласкающий вереск теплом зефир, полусонная зыбь и мгла.
Вот бы тоже на листья закат ловить и алеть, будто сердолик,
Вот бы корни в подземную твердь пустить, словно дерево, я могла! -
- Никогда не ходи за порог одна, моя милая крошка Бри.
Вересковую пустошь укрыл туман, не коснувшись холодных стен.
Одинокое дерево в море трав клонит голову до земли.
Вот к такому ведет непослушный нрав. Это - глупая Мэри-Энн.
Сетью троп непротоптанных стелет мир яркий пурпур и аромат.
Засыпай, моя милая крошка Бри и, обыденным снам вразрез,
Будет снится тебе неизменный путь, что десяток шагов хранят.
Мэри-Энн прорастает корнями вглубь и её обнимает лес. -
Кайлиана Фей-Бранч
Вересковую пустошь укрыл туман и тяжел аромат его.
Эти стены спасут тебя только тогда, когда ты не покинешь стен.
И минует беда. Утекут года. Не останется ничего.
Сетью троп непротоптанных в сизой мгле ходит смерть. Не уходит смерть,
Беспокойная, скрытая в полусне, горько-сладкая, словно мёд.
Ты слаба, Мэри-Энн. Ты больна, Мэри-Энн. Не спеши под земную твердь.
Не мечтай разорвать этот круг и плен, и о том, что тебя не ждёт.
Там звенящая тишь, там пурпурный мир лезет вверх по босым ногам.
Там взбирается светлый небес сапфир по изменчивым гребням гор.
Моя глупая, глупая Мэри-Энн, не ходи за порог одна.
Не покинь этих стен. Ты больна, Мэри-Энн! Лишь бы делать наперекор. -
- Вересковую пустошь укрыл туман. Он дурманящий, будто яд.
Ходит смерть в ярком пурпуре по горам. Добрым голосом кличет смерть.
Только десять шагов, десять жалких шагов! Ярким пламенем мир объят.
Чтобы выразить это, не хватит слов - как мне хочется с ним гореть!
Горько-сладкие огненные цвета украшают моё окно.
Эти стены спасут меня только тогда, когда незачем будет жить.
"Не ходи, Мэри-Энн, ты больна, Мэри-Энн!". Что ни день - всё одно. Одно.
Это замкнутый круг. Это вечный плен. Им бессмысленно дорожить.
Там звенящая тишь и небес сапфир. Там изменчивый горный лик.
Там ласкающий вереск теплом зефир, полусонная зыбь и мгла.
Вот бы тоже на листья закат ловить и алеть, будто сердолик,
Вот бы корни в подземную твердь пустить, словно дерево, я могла! -
- Никогда не ходи за порог одна, моя милая крошка Бри.
Вересковую пустошь укрыл туман, не коснувшись холодных стен.
Одинокое дерево в море трав клонит голову до земли.
Вот к такому ведет непослушный нрав. Это - глупая Мэри-Энн.
Сетью троп непротоптанных стелет мир яркий пурпур и аромат.
Засыпай, моя милая крошка Бри и, обыденным снам вразрез,
Будет снится тебе неизменный путь, что десяток шагов хранят.
Мэри-Энн прорастает корнями вглубь и её обнимает лес. -
Кайлиана Фей-Бранч
понедельник, 07 марта 2016
Знаете, чем рок-н-ролл отличается от джаза, чай от кофе, а фотография от текстов? Рок-н-ролл, чай и фотография - это удовольствие, а кофе, джаз и тексты - религия.(с)
В зеркале старом дни обернутся вспять,
Во тьме проступает каменных линий стать.
Тем, кто не жил, не страшно себя терять...
Салем гудит, провожая к столбам неверных.
От крови родится кровь, от воды - вода,
Сердце спокойно, поступь боса тверда,
В дорожной пыли не останется ни следа.
Маятник движется, время считая мерно.
От плоти родится плоть, от огня - огонь,
Площадь взрывает рев, небо гнет дугой.
Скольких еще перемолют Его рукой?
Скольких переломают во славу Божью?
Кость порождает кость и скала - скалу.
Матушка говорила: "Не спи, береги стрелу,
Не привязывайся ни к городу, ни к селу,
А если увидишь зло - то не трожь его.
Если увидишь - не трожь, отвернись, беги,
Путай следы, считай, что кругом - враги.
Святы их лица и верой полны шаги,
Да только внутри отрава, гнилая кровь".
Матушка все твердила, да не сберегла,
Не сохранил амулет, не спасла стрела...
Воздух над городом раскаляется добела:
В Салеме жгут костры, возвещая Его любовь.
Во тьме проступает каменных линий стать.
Тем, кто не жил, не страшно себя терять...
Салем гудит, провожая к столбам неверных.
От крови родится кровь, от воды - вода,
Сердце спокойно, поступь боса тверда,
В дорожной пыли не останется ни следа.
Маятник движется, время считая мерно.
От плоти родится плоть, от огня - огонь,
Площадь взрывает рев, небо гнет дугой.
Скольких еще перемолют Его рукой?
Скольких переломают во славу Божью?
Кость порождает кость и скала - скалу.
Матушка говорила: "Не спи, береги стрелу,
Не привязывайся ни к городу, ни к селу,
А если увидишь зло - то не трожь его.
Если увидишь - не трожь, отвернись, беги,
Путай следы, считай, что кругом - враги.
Святы их лица и верой полны шаги,
Да только внутри отрава, гнилая кровь".
Матушка все твердила, да не сберегла,
Не сохранил амулет, не спасла стрела...
Воздух над городом раскаляется добела:
В Салеме жгут костры, возвещая Его любовь.
суббота, 06 февраля 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
Заплутавших в пустыне не ждут на вечерний чай.
Им не стелят постель, им никто не подаст руки.
Так однажды проснешься - и некому выручать,
А вокруг бесконечные пламенные пески.
И насколько хватает дыхания, рук и глаз,
Разбегаются трещины в вымученной земле.
Если я. Если здесь. Если буду с тобой сейчас,
То смогу терпеливо принять остальные "не".
То сумею без жалоб пройти этот долгий путь
До границы миров, именуемых Жизнь и Смерть.
- В раскалённой пустыне не выдохнуть. Не вдохнуть.
У оставшихся там получается лишь гореть. -
И, казалось бы, лучше уж сдаться, уйти за Стикс,
Неизменный финал одинаков и н-е-к-р-а-с-и-в.
...заплутавших в пустыне встречает бесстрастный Сфинкс,
Алебастрово-хладен, безжизненно молчалив.
И глаза его - иглы - всевидя пронзают грудь,
Разрывая на клочья всё, что найдут внутри.
- В раскалённой пустыне не выдохнуть. Не вдохнуть.
Остается лишь слушать, и истину говорить -
Я не ведаю, сколько осталось мне. День ли, час?
Но пока неизменно встречает твоё крыльцо.
Если я. Если здесь. Если буду с тобой сейчас,
То без страха сумею смотреть я в его лицо.
И под солнечным пламенем дрогнут его уста,
Задавая вопрос, эхом бьющий из века в век:
- Кто ты, путник?
Тогда я скажу ему:
- Пустота. Жизнь и Смерть. Звёздный ветер. Пустыня.
И - человек.
...так однажды проснёшься - и кончился твой отсчёт.
Мне в отмеренный срок - утонуть в золотом песке.
- Заплутавших в пустыне никто никогда не ждёт,
Их слова жгут гортань, раскаляясь на языке. -
Для тебя же за окнами пусть расцветает май,
И чужая рука обнимает за плечи пусть.
Заплутавших в пустыне не ждут на вечерний чай,
Это значит,
что я
никогда уже
не
вернусь.
Кайлиана Фей-Бранч
Им не стелят постель, им никто не подаст руки.
Так однажды проснешься - и некому выручать,
А вокруг бесконечные пламенные пески.
И насколько хватает дыхания, рук и глаз,
Разбегаются трещины в вымученной земле.
Если я. Если здесь. Если буду с тобой сейчас,
То смогу терпеливо принять остальные "не".
То сумею без жалоб пройти этот долгий путь
До границы миров, именуемых Жизнь и Смерть.
- В раскалённой пустыне не выдохнуть. Не вдохнуть.
У оставшихся там получается лишь гореть. -
И, казалось бы, лучше уж сдаться, уйти за Стикс,
Неизменный финал одинаков и н-е-к-р-а-с-и-в.
...заплутавших в пустыне встречает бесстрастный Сфинкс,
Алебастрово-хладен, безжизненно молчалив.
И глаза его - иглы - всевидя пронзают грудь,
Разрывая на клочья всё, что найдут внутри.
- В раскалённой пустыне не выдохнуть. Не вдохнуть.
Остается лишь слушать, и истину говорить -
Я не ведаю, сколько осталось мне. День ли, час?
Но пока неизменно встречает твоё крыльцо.
Если я. Если здесь. Если буду с тобой сейчас,
То без страха сумею смотреть я в его лицо.
И под солнечным пламенем дрогнут его уста,
Задавая вопрос, эхом бьющий из века в век:
- Кто ты, путник?
Тогда я скажу ему:
- Пустота. Жизнь и Смерть. Звёздный ветер. Пустыня.
И - человек.
...так однажды проснёшься - и кончился твой отсчёт.
Мне в отмеренный срок - утонуть в золотом песке.
- Заплутавших в пустыне никто никогда не ждёт,
Их слова жгут гортань, раскаляясь на языке. -
Для тебя же за окнами пусть расцветает май,
И чужая рука обнимает за плечи пусть.
Заплутавших в пустыне не ждут на вечерний чай,
Это значит,
что я
никогда уже
не
вернусь.
Кайлиана Фей-Бранч
воскресенье, 24 января 2016
молчаливый ПЧ
Розы прекрасны, но скоро они умрут,
Дом опустеет, а город накроет мгла.
Мне не согреть коченеющих бледных рук.
- Милый, ты плачешь?
- Мне что-то попало в глаз.
Я разучился смеяться и ликовать,
Даже когда вспоминаю о Рождестве.
Вместо молитв "дважды восемь" и "трижды пять"
Снова и снова проносятся в голове.
читать дальше
Дом опустеет, а город накроет мгла.
Мне не согреть коченеющих бледных рук.
- Милый, ты плачешь?
- Мне что-то попало в глаз.
Я разучился смеяться и ликовать,
Даже когда вспоминаю о Рождестве.
Вместо молитв "дважды восемь" и "трижды пять"
Снова и снова проносятся в голове.
читать дальше
четверг, 14 января 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
Когда тебе только двадцать с лишним, ты видишь многое наперед.
В окне танцует ветвями вишня и зацветает который год.
Гремит обыденным звукорядом рабочий гомон и гул машин.
Я рядом, Рикки. Я буду рядом, когда родится твой первый сын.
В стенах участка, почти как дома - давно не слабенький новичок,
И тяжелит кобура знакомо бедро, блестит на свету значок.
Горчащий кофе в любимой кружке, давящий вес утомленных век.
Любой злодей у тебя на мушке, пока ты всё ещё человек.
Вот, сыну восемь и спеет вишня. А ты теперь окружной шериф.
Тебе - всего только тридцать с лишним. Всё так же молод и черногрив.
И осень пламенным листопадом ссыпает сказочные деньки.
Я рядом, Рикки. Я буду рядом, не отпуская твоей руки.
Для новых грамот давно нет места, на полках кипы раскрытых дел.
Ты из такого крутого теста - умен и честен. И очень смел.
Жена, целуя тебя, смеётся, прижав ладони к твоей груди.
И каждый день для вас светит солнце, пока ты знаешь, что впереди.
Цветёт всё так же упрямо вишня. И раздражает седая прядь.
Тебе - каких-то там сорок с лишним. Второму сыну сегодня пять.
Ты сросся с буднями и укладом. Любой бы сросся за столько лет.
Я рядом, Рикки. Я буду рядом. Тебе остался один куплет.
А дальше - старость, смешные внуки, зеленый вязаный свитер, трость.
Гремят на полную мощность звуки. В ладонях вызревших вишен гроздь.
И старший сын, приходя с работы, значок снимает и кобуру.
Текут обратно часы и ноты. Всё разрешится уже к утру.
Когда тебе только двадцать, веришь: тебя ждёт многое впереди
И не закроет пути и двери шальная пуля в твоей груди.
Но знают старшие - всё иначе. Им молодых хоронить не раз.
И потому старый коп не плачет от надоевших больничных фраз:
- На аппарате. Нет, это кома. Нет, не спасти и не оживить.
Танцует вишня, цветет у дома. Не защитили. Кого винить?
И, пониманием полны, взгляды сжигают сердце и душу в ноль.
Я рядом, Рикки. Я буду рядом, когда закончится эта боль.
(с) Кайлиана Фей-Бранч
вторник, 12 января 2016
- - - - - - - - - - «он стоит пред раскалённым горном...» (Гумилёв)
ДВОРНИК
он сидит над кучею... листочков
с ручкою в мозолистой руке
и поэму (пятый час уж) стрОчит
о надежде, вере и тоске...
все его коллеги по работе
трудятся всё утро напролёт:
убирают жёлтый снег с дороги,
посыпают солью скользкий лёд...
но ему совсем не до лопаты,
вдохновеньем пьян и обуян,
он сегодня - больше, чем... Ахматова!
и - гораздо больше, чем Демьян!
он сидит, склонившись над листочком,
и строчит мозолистой рукой,
кончил!.. наконец... поставил точку .
покурил... и взялся за другой...
выйду я сегодня на дорожку
смело по дорожке той пойду
и пройдя по ней совсем немножко
поскользнусь и громко упаду
упаду головкою румяной
на холодный (несолёный) лёд
кровь пойдёт (солёная) из раны
жизнь перед глазами промелькнёт
и Судья воздаст мне мерой полной
за недолгий век в Его мирке...
а виновен он -
поддатый дворник
с ручкою в мозолистой руке
...........................................................
© Copyright: стихи Антип Ушкин
ДВОРНИК
он сидит над кучею... листочков
с ручкою в мозолистой руке
и поэму (пятый час уж) стрОчит
о надежде, вере и тоске...
все его коллеги по работе
трудятся всё утро напролёт:
убирают жёлтый снег с дороги,
посыпают солью скользкий лёд...
но ему совсем не до лопаты,
вдохновеньем пьян и обуян,
он сегодня - больше, чем... Ахматова!
и - гораздо больше, чем Демьян!
он сидит, склонившись над листочком,
и строчит мозолистой рукой,
кончил!.. наконец... поставил точку .
покурил... и взялся за другой...
выйду я сегодня на дорожку
смело по дорожке той пойду
и пройдя по ней совсем немножко
поскользнусь и громко упаду
упаду головкою румяной
на холодный (несолёный) лёд
кровь пойдёт (солёная) из раны
жизнь перед глазами промелькнёт
и Судья воздаст мне мерой полной
за недолгий век в Его мирке...
а виновен он -
поддатый дворник
с ручкою в мозолистой руке
...........................................................
© Copyright: стихи Антип Ушкин
среда, 06 января 2016
Hlarelyë corda cára lindalë nyérenen
Он носит свой цветок под колпаком.
И он смеется, потирая руки.
Когда-то он был Принцем. Дураком,
Томящимся в разлуке. И от скуки
Он приручал лисиц. Их рыжий мех
Приятно щекотал лицо и пальцы.
Он думал: если любишь больше всех -
То никогда не требуешь остаться.
Он уходил. Они молчали вслед,
И золото их глаз покорно меркло.
Он к розе через тысячи планет
Шел сквозь года, дожди, седьмое пекло,
И он дошел! Горел змеиный яд
Под кожей ожиданием репризы -
Прекрасные цветы всегда хранят,
Как драгоценный клад, свои капризы.
Он до неё дошел! Среди планет
Цвели созвездья новой, лучшей жизни.
Он обещал отдать ей целый свет -
Она смеялась скудной дешевизне
Чужих миров. И только королю
Хотела милость оказать при встрече.
Но после... Тихим шепотом "люблю"
Она сказала в этот долгий вечер.
Он вырос. Но цветок под колпаком
Глядит на мир, по прежнему, надменно.
Когда-то он был Принцем. Дураком,
Послушным ей. И преданным. И пленным.
Он обнимал шипы, внимал словам,
Жестоким и пустым, как лютый холод.
Но, приручив других, он понял сам,
Что, если любишь, можешь быть приколот,
Как мотылек на пробковой доске,
Блестящим острием стальной булавки.
Он умер для неё на том песке -
Теперь она поддастся переплавке.
Он, всё же, вырос. Снежная зима
Терзает ощущением полёта.
На голых ветках иней-бахрома.
Он за столом в кафе рисует ноты.
Лисицы рядом. В сильные морозы
Их рыжий мех рукам поможет греться.
А Роза? Кто же будет слушать Розу?
Теперь он знает - зорко только сердце.
Кайлиана Фей-Бранч
И он смеется, потирая руки.
Когда-то он был Принцем. Дураком,
Томящимся в разлуке. И от скуки
Он приручал лисиц. Их рыжий мех
Приятно щекотал лицо и пальцы.
Он думал: если любишь больше всех -
То никогда не требуешь остаться.
Он уходил. Они молчали вслед,
И золото их глаз покорно меркло.
Он к розе через тысячи планет
Шел сквозь года, дожди, седьмое пекло,
И он дошел! Горел змеиный яд
Под кожей ожиданием репризы -
Прекрасные цветы всегда хранят,
Как драгоценный клад, свои капризы.
Он до неё дошел! Среди планет
Цвели созвездья новой, лучшей жизни.
Он обещал отдать ей целый свет -
Она смеялась скудной дешевизне
Чужих миров. И только королю
Хотела милость оказать при встрече.
Но после... Тихим шепотом "люблю"
Она сказала в этот долгий вечер.
Он вырос. Но цветок под колпаком
Глядит на мир, по прежнему, надменно.
Когда-то он был Принцем. Дураком,
Послушным ей. И преданным. И пленным.
Он обнимал шипы, внимал словам,
Жестоким и пустым, как лютый холод.
Но, приручив других, он понял сам,
Что, если любишь, можешь быть приколот,
Как мотылек на пробковой доске,
Блестящим острием стальной булавки.
Он умер для неё на том песке -
Теперь она поддастся переплавке.
Он, всё же, вырос. Снежная зима
Терзает ощущением полёта.
На голых ветках иней-бахрома.
Он за столом в кафе рисует ноты.
Лисицы рядом. В сильные морозы
Их рыжий мех рукам поможет греться.
А Роза? Кто же будет слушать Розу?
Теперь он знает - зорко только сердце.
Кайлиана Фей-Бранч
среда, 30 декабря 2015
- - - - - - - - - - - «прекрасно в нас влюблённое вино
- - - - - - - - - - - и добрый хлеб, что в печь для нас садится» (Гумилёв)
СОСУЛЬКА
прекрасны хлеб и добрый самогон,
прекрасны лук, морковка и картошка,
прекрасны балалайка и гармонь,
прекрасны любка, нюрка и матрёшка...
но... что с сосулькой делать ледяной,
великою, могучей и блестящей,
висящею над нашей головой
и, каждый миг сорваться вниз хотящей?..
«ни съесть, ни выпить, ни поцеловать...
мгновение бежит неудержимо...»
но взгляда от неё не оторвать,
что моему уму непостижимо;
«как мальчик, игры позабыв свои»
(зайдя на откровенный сайт случайно
и, ничего не зная о любви,
глядит на неизведанные тайны;
как астроном на новую звезду,
как агроном на новую картошку,
как протопоп на нового балду
и, как балда на новую матрёшку,
вот так и я - гляжу (разинув пасть)
недоуменно, трепетно и страстно
на ту, которой хочется... упасть...
остановись,
сосулька,
ты -
прекрасна!
.........................................................
© Copyright: Антип Ушкин, 2015
- - - - - - - - - - - и добрый хлеб, что в печь для нас садится» (Гумилёв)
СОСУЛЬКА
прекрасны хлеб и добрый самогон,
прекрасны лук, морковка и картошка,
прекрасны балалайка и гармонь,
прекрасны любка, нюрка и матрёшка...
но... что с сосулькой делать ледяной,
великою, могучей и блестящей,
висящею над нашей головой
и, каждый миг сорваться вниз хотящей?..
«ни съесть, ни выпить, ни поцеловать...
мгновение бежит неудержимо...»
но взгляда от неё не оторвать,
что моему уму непостижимо;
«как мальчик, игры позабыв свои»
(зайдя на откровенный сайт случайно
и, ничего не зная о любви,
глядит на неизведанные тайны;
как астроном на новую звезду,
как агроном на новую картошку,
как протопоп на нового балду
и, как балда на новую матрёшку,
вот так и я - гляжу (разинув пасть)
недоуменно, трепетно и страстно
на ту, которой хочется... упасть...
остановись,
сосулька,
ты -
прекрасна!
.........................................................
© Copyright: Антип Ушкин, 2015